Небо за стёклами [сборник] - Аркадий Миронович Минчковский

горели в эти дни его чёрные глаза. Словно чего-то особого ждал он в предстоящем наступлении, словно боялся, что чего-то не успеет сделать.

И вот он сказал Ребрикову:

— Помнишь наш разговор? Я тебе говорил, что есть про тебя думка. Ну так вот. Хватит, я думаю, тебе в адъютантах околачиваться. Парень ты боевой. Пойдешь батальоном командовать, а там и дальше. Времени ещё до Берлина хватит. А? Что скажешь?

Давно собирался Ребриков попроситься у полковника в часть. Но сейчас он не выказал своей радости. Расстаться с комдивом вот так вдруг было не очень-то лёгким делом. И Ребриков только ответил:

— Как прикажете, товарищ полковник. Мне всё равно, как вы.

Но комдив тоже хорошо знал своего адъютанта. Внимательно и молча, как впервые, оглядел он его с ног до головы и добродушно сказал:

— Врёшь ты всё. Хитришь, парень. Вижу, надоело тебе со мной таскаться, планшетку возить. Ладно, возьму себе какого-нибудь старикашку. — Он помолчал, потирая синеющий подбородок, и продолжал: — Тут у нас один из комбатов от Чижина учиться едет. Так тебя вместо него. Я уже приказал. Только тот упросил дать ему в ударе участвовать. Упрямый. Хочет, видно, человек ещё раз судьбу испытать. Вот за какого пойдёшь. Понял? — Он снова ненадолго умолк и закончил: — Так что уж не обессудь. Побудь со мной ещё суток двое, а там и прощай.

4

Артиллерийская подготовка началась на рассвете.

Ещё серело небо. Был час, когда трудно понять, чисто оно или подёрнуто облачной дымкой. Ещё пряталось на востоке солнце, только готовящееся взойти, как дружно, словно молнией, вытянувшейся по земле, вспыхнул весь видимый с высотки горизонт, а затем донёсся громоподобный залп. Это разом в указанный час ударили все стянутые к переднему краю орудия.

Больше часа продолжалась артиллерийская подготовка. Небо на западе было сперва раскалённо-красным, потом сделалось фиолетовым, а затем сплошная чёрная полоса заволокла вражеские позиции.

И сразу же пошли на штурм бомбардировщики. Один за другим, журавлиными треугольниками исчезали они за черной воздушной стеной. Гудело и выло в небе. Дрожала земля.

Был прорван фронт. В образовавшееся горло ринулась пехота, завязался ближний бой. Немцы, испугавшись окружения, оставляли одну за другой линии обороны, а потом, преследуемые переправившимися на правый берег танками, стали стремительно отступать.

Разбитые ящики, патронные коробки, пустые банки из-под консервов, бумажная рвань валялись над развороченными немецкими окопами. Пехота неудержимо рвалась вперёд.

К вечеру оперативная группа уже покинула так старательно подготовленный сапёрами КП и двинулась по отвоеванной земле вслед за полками, которые без отдыха гнали врага.

Был освобожден Таганрог. После яростного сопротивления по всему фронту дрогнули и побежали немцы. Едва успевали догонять их части дивизии Латуница. А там, где удавалось настигнуть, окружали, создавали панику и безжалостно уничтожали.

Бесстрашно носился на своём «виллисе» комдив по полкам. С ним были Ребриков и вызванный из разведроты Клепалкин.

Полковника видели везде. И на командных пунктах полка, и среди передовых частей и у поспевающих за пехотой артиллеристов. Он появлялся внезапно, хвалил, иногда нещадно ругал, иногда подбадривал встречавшихся по пути солдат.

Порой они оказывались впереди полков. Под свист снарядов влетали в села и хутора, где ещё не было наших, но откуда бежали немцы.

Так они въехали в большое, обсаженное тенистыми тополями село. Ни души не осталось в нём, только, пугливо кудахтая перед машиной, в стороны разбегались куры.

Комдив велел остановиться. Вынул карту.

В этот самый момент из-за тополей, низко стелясь над землей, один за другим вынырнули два «юнкерса» с чёрными крестами на крыльях. Заметив офицерскую машину среди села, они выпустили пулемётную очередь и пошли на разворот.

До укрытия добежать не успели. Над головой завыли пикирующие «юнкерсы».

— Ложись! — крикнул комдив и сам упал на землю.

Ребриков сразу же навалился на него, закрывая собою тело полковника. Но комдив с силой отшвырнул его в сторону.

— Ты что, очумел, парень?

Ребриков отлетел в выбоину, сделанную колёсами тяжёлых немецких грузовиков и теперь уже затвердевшую. Послышался тоскливый стон летящей над головой бомбы, затем совсем близко раздался оглушительный взрыв. Вздрогнула и ахнула земля. На спину Ребрикова посыпались тяжёлые комки. Затем ещё один взрыв где-то поодаль, потом опять, и «юнкерсы» улетели.

Все стихло. Ребриков поднял голову. Горячая пыль и дым застилали ему глаза. Но вот он заметил бегущих в их сторону Клепалкина и шофёра. И тогда, оглянувшись, Ребриков увидел полковника. Он лежал чуть поодаль.

Вскочив на ноги, Ребриков кинулся к комдиву.

— Зацепило, — сказал тот. — Пустяки. Давайте скорей машину.

Втроем они усадили его в «виллис». Клепалкин сорвал с себя рубаху, сделал из неё подушку и сунул под гимнастерку полковнику. Прижимая скомканную рубашку к телу комдива, он как мог сдерживал кровь. С другой стороны сел Ребриков. Полковник обнял его правой рукой.

— В медсанбат! — скомандовал Латуниц.

Садовников выжимал из машины всё, что мог. «Виллис» летел с бешеной скоростью. Их здорово подбрасывало. Ребриков чувствовал, как всё больше слабеет тело полковника.

С полного хода остановились возле сортировочной палатки. Выбежали санитары, уложили комдива на носилки, бегом потащили в операционную.

Ребрикова и ребят туда не пустили. Они ждали, не глядя в глаза друг другу, словно кто-то из них был виноват в случившемся. Клепалкин так и не сходил вымыть руки. Кровь уже забурела на его рукаве.

Через полчаса к ним вышла женщина — майор медицинской службы. На её руке висел только что снятый халат.

Все трое поднялись ей навстречу.

— Мы сделали здесь всё, что могли, — сказала она. — Положение серьёзное. Задета брюшная полость. Нужна сложная операция. Я связалась с Новочеркасском. Там замечательный хирург, подполковник Роговин. Обещали самолёт. — Она помолчала и добавила: — Полковник в сознании, но, пожалуй, ходить к нему вам сейчас не надо.

В тот же день Латуница на самолёте отправили в Новочеркасск. Его уложили в один из санитарных футляров, приспособленных на крыльях. Для равновесия кому-то следовало лечь во второй. Ребриков хотел сопровождать комдива, но тот отказался.

— Оставляю тебя здесь с начальником штаба. Через два дня приедешь, доложишь, как движемся. Ну! — и он кивнул головой, приподняв её с подушки.

Во второй футляр лёг Клепалкин.

И только когда печально трещавший самолёт с отяжелевшими крыльями поднялся над землей и взял курс на Новочеркасск, Ребриков снял фуражку и помахал удалявшейся машине. Неужели же, подумалось ему, сейчас он в последний раз видел комдива. Затем он надел фуражку и без всякого стеснения, как в детстве, вытер рукавом навернувшиеся слёзы.

5

Затишье кончилось.

В госпиталь стали прибывать раненые, и Нина оставила